|
У Л. был день рождения. Впятером
мы собрались у него на крыше восемнадцатого этажа, где и планировали
пробыть всю ночь. Благо – лето.
Я пил тогда вино с потрясающим названием
«Молоко любимой женщины» после долгой завязки.
За время воздержания я уже успел позабыть, какого это – быть пьяным.
И я до сих пор не понимаю, был ли я в тот день пьян или просто на эмоциях.
Мы с моей на тот момент женщиной П. лежали на простынях,
постеленных поверх рубероида. Она засунула свою ступню ко мне в трусы,
но это не выглядело пошло и никого не смущало – в этом была прелесть.
Время подошло к двенадцати вечера, подул северный ветер,
тучи сгустились над нашими головами, и грянул гром. Но мы не думали покидать
открытое пространство. Наш друг С. стал ужасно нервничать по поводу того,
что в нас ударит молнией, и нужно срочно уходить. Но мы его быстро переубедили
и в итоге досидели до того момента, когда дождик начал покрапывать.
Я лежал на влажных простынях, и настойчиво курил вторую подряд
мокнущую от дождя сигарету, как вдруг обратил внимание,
что моя женщина встала на край крыши, покрытый мокрым от дождя железным листом,
и держась за хлипкое решетчатое ограждение, смотрела то ли вдаль, то ли вниз.
Я закричал ей, чтобы она слезала оттуда. Ребята заметили П. только после того,
как я заорал, и хором меня поддержали. Но П. не обращала на нас никакого внимания,
и, кажется, еще сильнее нагнулась вперед. Я не в силах был подойти к ней
и снять оттуда. Знаете, это как когда вы видите, что ваша кошка спокойно сидит
на подоконнике с внешней стороны. И вы смотри на нее, а ваше сердце кровью
обливается. Но кошка чувствует себя спокойно – для нее это обычное дело.
И если вы решите подойти и «спасти» вашу кошку, то она, испугавшись,
может просто-напросто прыгнуть с подоконника вниз. Что-то подобное и я
испытал в тот момент, хоть и понимал, что это полнейшая глупость.
Я сказал Л., чтобы он снял эту дуру оттуда, а сам трясущимися ногами
пошел к выходу с крыши, и очутился в подъезде.
Я облокотился горячим лбом о холодные железные перилла.
Через пару минут на цыпочках ко мне подошла П., встала рядом. Она молчала
и ничего не говорила, а я пытался успокоить свое дыхание. Шепотом она спросила:
«Что я сделала?» И я не знал, что ей ответить. Я не хотел ее ругать, бить.
Мне просто хотелось самому умереть. И я сказал ей: «Не смей никогда так делать.
Я умру, если еще раз увижу подобное. Ты же знаешь, что мне больно на такое смотреть».
А потом сказал: «Оставь меня», и П. ушла.
Я находился один в этой коморке уже десять минут, вошел Н.
– Все нормально?
= Как видишь, – ответил я.
– Слушай, я давно хотел тебя спросить. Ну, про тот случай… Ты видел тогда что-нибудь?
= Нет. Абсолютно ничего не видел. Мне не было больно. Умирать не страшно. Поверь.
Спустя полчаса я вернулся на крышу. Думал было, что успокоился,
но когда увидел ее так спокойно стоящей, будто ничего только что не произошло,
то сорвался. Пошел в какой-то угол, и потеряв самообладание просто свалился
на мокрый рубероид, пахнущий дождем и мочой. Я сжался в позу зародыша,
сверху на меня покрапывал теплый дождик, и я тихо заплакал.
Я уже даже не столь горевал по тому, что сделала П., сколько от того,
что все мои переживания сконцентрировались именно в этот момент,
и я просто не в силах их был удержать в себе. Я редко выхожу из душевного равновесия,
но когда это происходит, то просто теряю дар речи и способность что-либо
делать. Я становлюсь будто полностью парализованным глухонемым стариком,
и мне ничем не помочь. С. подбежал ко мне и спросил, что стряслось. Я молчал.
Я молчал, разинув рот от боли, и не двигался. С. пытался меня поднять, но вскоре
бросил эту затею. Я слышал, как он подошел к П. и что-то ей сказал.
П. подошла ко мне и легла рядом со мной, обняв, но я попросил,
чтобы она меня не трогала. П. убрала руку и осталась лежать подле меня.
Мы лежали с ней так минут тридцать. Я уже дрожал от холода.
Слушал, как ребята собирали в пакеты то, что мы с собой принесли,
чтобы куда-то двинуться. Когда я пришел в себя, то понял, что лежу
в этом зассаном углу совершенно один. П. куда-то ушла. Я встал и спросил,
куда мы направляемся. Мне сказали, что домой к Н. Я сказал, что буду ждать внизу
около подъезда, и направился на выход. Почему-то решил не ехать на лифте, и пошел
пешком вниз с восемнадцатого этажа. На каждом лестничном пролете
я останавливался и бил кулаком в стену. Чувствовал адскую боль, плакал.
Спускался вниз, несколько раз мочился. В полной темноте я не понимал,
на каком этаже я нахожусь. Спускался все ниже и ниже. И вот она, последняя дверь.
Я отворяю ее и вижу какую-то комнату, залитую светом, и безликого мужчину в стуле.
Неужто я спятил? Где здесь выход? Что это за черт? Я поспешно закрыл дверь.
Струхнув, я стал ломиться в каждую дверь на лестничных пролетах, но все они были
заперты. Я уже не знал, что делать. Пытался посмотреть в маленькое окошко подъезда,
чтобы понять, на каком этаже я нахожусь, но за окном была кромешная тьма.
Я спускался, поднимался, ломился в двери, бил стены кулаками, молился,
и в конечном итоге куда-то вышел. Прямо к лифту. Это был третий этаж.
Спустился на лифте на первый. Из соседнего как раз в этом время вышел Н. и Л.
– Ты где был вообще?
= Ребята, вы не поверите мне, но я был в аду! Клянусь! Я видел черта!
Я все рассказывал Н. о своем походе, когда мы вышли на улицу. Время было часа два ночи. Я увидел, как Л. удаляется о нас, и крикнул ему, чтобы он дал мне зажигалку,
но Л. не услышал меня, разбежался и с разбегу прыгнул ногами в стоящую на
парковке машину. Она заревела. Следом Л. ударил кулаком по лобовому стеклу другую,
и убежал в темноту. Под рев машин я смотрел, как он бежит в сторону дома Н.
Я спросил у Н.: «Что с ним?», но не ждал ответа. Я понял, что через мгновение
должны спуститься С. и П. Я не хотел видеть П., поэтому пошел медленным шагом за Л.
После двадцати минут ходьбы по пустой ночной Самаре, я пришел в дому Н.,
но был я там один. Л. пришел только через десять минут после и спросил:
«Не приставал к тебе кто-нибудь по дороге?» Я ответил, что нет.
____
Я завалился на кровать в комнате Н.
Через минуту в комнату пришла П., и молча
села на кресло напротив.
Ребята на кухне играли в бридж, а я пытался перестать дышать
в присутствии моей женщины.
Через сорок минут она меня покинула, а я как раз
в это время пришел в себя.
Я пришел на кухню. Там С. ругался на женщин,
Н. ел йогурт,
а Л. плевал в пепельницу, пытаясь сделать какой-то узор.
П. нигде не было.
Я пошел в зал и увидел ее, тихо спящую на диване. Разделся, лег рядом с ней.
– Как дела? – спросила она.
= Все хорошо.
– Да, – прошептала она.
И мы спокойно уснули, под крик с кухни С.: «ДА ВСЕ ОНИ ШЛЮХИ!»
Сейчас уже П.,
наверняка,
кому-то другому поет ту песню про детей в чужой член,
представляя,
что это микрофон,
пока сердце мое,
переживая те воспоминания,
заходится и обливается кровью.
Источник: www.stihi.ru
|
|
